Элейская школа

Зенон Элейский пустил парменидовское открытие в оборот среди людей. Люди, почувствовав величие этого, шли к нему. Главная задача для Зенона — защита принципа Парменида: есть только бытие — единое, вечное, неподвижное.

Зенона называли двуязыким, поскольку он мог говорить и на языке мнения, и на истинном языке. Он был популяризатором, но не сводящим философию к мнению. Философия в его речах к простым людям оставалась философией.

Как же он отстаивал мысль Парменида? Он вставал на точку зрения обыденного сознания или мнения, состоящую в том, что нет единого, а есть многое – возникающее и исчезающее. И показывал, что при ее последовательном проведении возникает множество апорий — безвыходных ситуаций, указывающих, что надо оставить точку зрения мнения.

Противоречие мнения: то, что кажется бытием, признается за само бытие. А что кажется бытием прежде всего? Многое. Оно есть — какая радость. Зенон показывал, что эта точка зрения сама себе противоречит и потому сама себя опровергает. Мнения потому лишь существуют, что люди не продумывают их до конца.

Апории Зенона о множестве

Допустим, что бытие не одно и не неделимо, что есть только многое, бесконечно многое, — прекрасно. Но, есть ли многое, если нет одного? Ведь каждое из многих – одно. Но мы перед этим утверждали, что: одного нет, а есть только многое. Сами себя высекли. Многого без одного нет – первая победа над мнением.

Многого, состоящего из определенных величин, не может быть потому, что каждое из многих, если имеет величину, должно быть или бесконечно большим (делимым до бесконечности, если многое — в нем), или бесконечно малым (если многое — вне него). А если каждое из многих не имеет величины, то оно должно быть ничем, что именно ничто, прибавляясь к другому, его не увеличивает, а, отнимаясь — не уменьшает.

Если сущее множественно, то одно и тоже оказывается по числу и конечным (ибо сущих столько, сколько есть — не больше и не меньше), и бесконечным (ибо между любыми двумя сущими обязательно есть другое). Следовательно, о многом ничего определенного сказать нельзя. Поэтому лучше мыслить одно.

Апории Зенона о движении

Кажется, что есть движение. Почему есть? «Мы его видим», - говорят. Парменид: «Бытие не движется». «Как же, - возражают, - вон тараканы бегают, следовательно, движение есть». Но вдумайтесь! В том месте, где они есть, они не движутся, а где их нет — тоже не движутся. Так движется ли многое? Нет, получается, что движущееся не движется. С чем и поздравляем.

Мнение, что существует многое без одного, тем самым утверждает бесконечную делимость пространства и времени. Но в этом случае быстроногий Ахилес не догонит черепаху (не Зенон так утверждал, как ему приписывают, а так получается по мнению, не состоятельность которого он показывал). Ибо за то время, пока он прибежит в точку, где она только что была, черепаха успеет хоть немного проползти вперед. Следовательно, если он ее все-таки догоняет, то правда ли, что пространство и время делимо до бесконечности? Правда ли, что нет неделимого, т.е. одного как такового?

По поводу зеноновых апорий о движении А.С.Пушкин написал стихотворение «Движение» (1825):

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.

Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.

Все мы видим движение, но значит ли это, что движение есть для мысли? Нет. И толпа всегда будет радоваться его опровержению хождением, как будто философ дурак и не знает, что можно ходить, двигаться. «Что тут думать-то: тут и так все ясно! Чему он меня учит?» Философия учит только одному — мышлению.

Мысль впервые появляется, когда человек задумывается:

«А что, собственно, ЕСТЬ то, что я вижу?»

К этому и побуждают апории Зенона Элейского.