Аристотель

Аристотель 20 лет общался с Платоном. Филипп Македонский пригласил Аристотеля воспитывать своего сына Александра, и с 15 до 20 лет он его воспитывал. Александр стал всемирно-исторической личностью — распространил греческую культуру на территории своей империи. Когда Александр отправился в поход, Аристотель в Афинах организовал философскую школу, получившую название Лицей, из-за того, что беседы проходили в парке у храма в честь Аполлона Ликейского.

Школа позже получила название перипатетической, что значит, школа прогуливающихся, поскольку Аристотель вел занятия, прогуливаясь по дорожкам этого парка. Когда Александр умер, Аристотеля обвинили в неуважении к афинским богам, и он бежал в Халкиду, где через год и умер.

О внутренней жизни Аристотеля мы можем узнать из его рукописей, в которых Аристотель обобщил все знания, которые были известны в то время. Он оставил их своему ученику Теофрасту, и далее рукописи передавались от одного руководителя Лицея к другому. И лишь Андроник Родосский впервые взялся опубликовать их для широкой публики. Главный труд Аристотеля — «Метафизика», получил свое название (букв. – «после физики») от того, что Андроник поместил ее в своем издании после «Физики».

В 4-х томнике произведения Аристотеля расположены не в правильном порядке. Правильный порядок такой:

• «Физика» (посвящена философии природы — это 2-ая философия).
• «О душе» (важнейшая психологическая работа Аристотеля).
• «Органон» (формально-логические произведения Аристотеля, где им исследовались правила субъективного мышления; Аристотель — отец силлогистики):
  • А) «Аналитики» 1-я и 2-я (важнейшие);
  • Б) «Категории”»
  • В) «Топика»;
  • Г) «О софистических опровержениях».
• «Этика» («Никомахова» и «Большая»).
• «Политика».
• «Поэтика» (эстетика).
• «Метафизика» (точнее – первая философия).

Начиная с конца Античности, ложная традиция противопоставляет Платона и Аристотеля. Даже на знаменитой фреске Рафаэля, где они изображены беседующими. Платон показывает рукой вверх, Аристотель — вниз. Выставлять Аристотеля только критиком Платона неверно. Аристотель — критик не Платона, а платоников. Аристотель развивает мысль Платона и, естественно, что ему видны ее недостатки; мышление Аристотеля более сознательно.

Стиль мышления Аристотеля — классический; Аристотель уже не нуждается в образах, поэтому его мысль выражается в форме чистой теории. У Платона стиль мышления, так сказать, романтический, в нем много места занимают образы, мифы. Поэтому, если читать Аристотеля и не входить в суть, то его читать скучно, ибо он не дает образов, этих «костылей мысли». Аристотель излагает мысль просто и кратко. Так кратко, что порой даже нестерпимо. Он умеет свести множество понятий к единству на протяжении очень короткого отрезка текста.

Аристотель — это 2-ой необходимый класс в изучении философии. Платон — 1-ый (там философия сколь же разъясняется, столь и еще затемняется мифами).

Итак, рассмотрим философию Аристотеля, остановившись только на ее принципе, как он изложен в главном философском произведении Аристотеля — «Метафизике».

Вся она посвящена одному: поиску и нахождению того, что само по себе и для человека является высшей мудростью. Аристотель ищет такую мудрость, которая является не чьим-то личным достоянием, а наукой. Все содержание «Метафизики» представляет собой определение предмета первой философии. Начиная с первого шага, Аристотель методично идет к результату, и только в XII книге Аристотель его определяет. В «Метафизике» нет, ни одного случайного слова, поэтому читать Аристотеля лучше по-гречески, хотя для первого знакомства и русский текст годится.

Предмет философии не такой, что его можно указать сразу до того, как его достигнешь. К философскому предмету можно прийти, только пройдя немалый путь.

Начинает Аристотель с простейшего, различая три способа деятельности души:

• опыт (ἐμπειρία);
• искусство (τέχνη) – техника (это не художественное творчество, как в «Поэтике»);
• знание (ἐπιστήμη) – наука.

«Метафизика» начинается словами: «Все люди по природе стремятся к знанию». В оригинале — к пониманию. Здесь Аристотель, заметьте, через стремление к пониманию определяет ни больше, ни меньше природу человека. (Есть у Аристотеля и определение человека, которое получило широкое распространение: «Человек — это общественное животное»). И знак этой природы Аристотель усматривает во влечении человека к бесполезным чувственным восприятиям — их люди ценят ради них самих. Нет животных, смотрящих на растерзанные тела сородичей; мы же не таковы, всякая автомобильная авария собирает толпу зевак, хотя толку смотреть на результаты столкновения нет; навстречу этой же потребности идет телевидение.

В этом бескорыстном стремлении видеть, созерцать сказывается то, что затем приведет людей к философии — потребность в умосозерцании, в понимании. Только случайность задерживает людей на созерцании чувственного.

Первая станция на пути от чувственного созерцания к умозрению — опыт. Он появляется из чувственного восприятия, благодаря памяти. Опыт, по Аристотелю, доступен и некоторым животным — тем, которые имеют память. Опыт человек имеет благодаря памяти, ибо он есть многие воспоминания об одном и том же. Чтобы иметь опыт, не нужно мыслить; опыт — не прерогатива человека. Поэтому слишком уважать опытных людей, по меньшей мере, странно.

Заблуждением является трактовка техники и знания как усовершенствованного опыта. Это современный предрассудок — считать, что наука есть только опытная наука. Без философского противоядия опытная наука приведет человечество к могиле. «Зеленые», справедливо кажется, протестующие против всевластия опытного насилия над природой, не совсем это понимают.

Хотя опыт кажется почти одинаковым с техникой и познанием, пишет Аристотель, в действительности это не так. Техника появляется тогда, когда из приобретенного опыта впечатлений формируется общий взгляд на сходные предметы, единая мысль. Техника — после опыта, но не ИЗ опыта! Например, ситуация врача: одному дал лекарство он выздоровел, второму дал тоже самое лекарство — выздоровел, третьему дал, а он помер. Поэтому опытный врач знает, кому нельзя давать лекарство. Но почему его нельзя давать — не знает.

Техника же возникает с вопроса «почему»? Почему что-то есть, а что-то не-есть? Как только человек поймет, почему что-то случается или не случается, он становится причастным к технике. Определить, почему данное лекарственное средство помогает ВСЕМ людям определенного склада — это дело техники. ВСЕ в опыте не даны, индивидуальное событие не дает знания причин. А техника позволяет определить пригодность лекарственного средства для ВСЕХ определенных людей, т.е. и для тех, кого не было в опыте врача, тех, кто уже был и тех, кто еще будет.

Мысль возникает не из опыта, а из ума. Совокупность эмпирических фактов не есть общая мысль об их причине. Опыт есть знакомство с единичными, случайными вещами. Опытные это те, кому что-то известно, но не известно «почему». Опыт — это знание в форме знакомства с тем, что случается.

Техника, по Аристотелю, — это знание причин единичного, т.е. знание особенного. Его можно знать лишь при помощи «общего взгляда» на отдельные предметы, т.е. только с помощью мысли.

В деятельности те, кто имеет опыт, преуспевают более чем техники. Мудрость же зависит от понимания, а не от успешного единичного действия. Имеющие опыт знают «что», а техники — «почему». Опытные не могут быть учителями, ибо они не знают «почему»: «Делай как я». «А почему?» «По-кочану!» Такой человек не знает, почему так все удачно у него получается — случай ему помогает. Он не может это передать другому. Греки: наставников мы почитаем больше опытных людей (ремесленников). И именно они могут быть начальниками, т.е. поучать других не вслепую. Техника мудрее опыта, но знание — мудрее техники.

Техника знает причины случайного, т.е. того, что может быть и не быть. Знание выше техники потому, что оно есть знание необходимых вещей, т.е. тех, которых не может не быть. Оно есть знание причин необходимого или необходимых причин – таких, которые действуют вечно, а не временно. И поскольку предмет знания необходим в точном смысле, знание есть большая мудрость, чем техника и опыт. Но и среди знаний есть разные знания.

Итак, пока для нас, существует три вида мудрости, а Аристотель хочет найти высшую мудрость.

Первый вид мудрости — знание сходных между собой единичных вещей — это опыт. Источник его — ощущение. Опыт есть осведомленность. Большую роль в нем играет память.

Второй вид — техника, вскрытие умом причин единичных, случайных вещей, которые могут быть, а могут и не быть. Техникой познаются причины временного — того, что случается. Почему для познания причин необходим ум, почему недостаточно памяти о том, что наблюдалось? Ум необходим, чтобы знать невидимое — необходимое. Ум необходим для раскрытия необходимого, недоступного чувствам. Ведь случайное почему-то случается, его причины необходимы. Оно не случается само по себе. Чашка треснула. Почему? Говорят: «Я уронила». Но ведь не только поэтому: если бы чашка не могла треснуть, то роняй ее, не роняй — она бы не треснула. Значит, есть что-то в самой чашке, что позволяет ей треснуть. Что-то должно быть необходимое, чтобы случилось случайное. Техника раскрывает причины случайного. А вот то, что исследует причины необходимого и есть наука или знание как таковое, ἐπιστήμη — третий вид мудрости. Знание как таковое — это определение Аристотеля. Что есть знание по Платону — см. его диалог «Теэтет».

Аристотель: наука — это знание причин необходимого или необходимых причин. Это знание того, что существует необходимо, т.е. вечно. Случайное — то, что не определено в себе самом, т.е. может быть и таким, и другим. Ботинок может быть хорошим, а может быть плохим, рваным. То, что существует необходимо — вечно. Знание об этом вечном не меняется, т.к. сам предмет неизменен. Знание того, почему сущность человека такова, а не иная — не меняется со временем, т.к. его сущность неизменна. Но необходимых причин много, следовательно, необходимо познать последнюю причину или первопричину.

Знание как таковое или философия у Аристотеля синонимы. Существует три рода необходимых причин, следовательно, философия трояка: третья философия — знание ближайших причин необходимого; вторая философия — знание его средних причин; и первая философия — знание конечной причины, причины всех причин.

Первая философия — это и есть метафизика. Если познана первая причина, то дальше познания нет и быть не может, ибо знать больше нечего. В этом смысле, нет бесконечного познания. Человек знающий первую причину, известным образом знает все, ибо он знает причину всего.

Характеристики первой философии, по Аристотелю, таковы:

• Во-первых, она есть самое мудрое знание, потому что быть мудрым — это, значит, знать трудное, не легкопостижимое для человека — то, что дальше всего отстоит от чувственных восприятий. Хлопать глазами могут все, знать невидимую причину всего — единицы.
• Во-вторых, она есть самое истинное знание, потому что знает истинное не временами и не в отношении к чему-то иному, а как таковое. Есть вечные истины, но относительные, а есть истина абсолютная, т.е. безусловная, относящаяся лишь к себе самой. Есть ли причина у первопричины? Кажется, что нет. Но значит ли это, что если у нее нет ДРУГОЙ причины, то и вообще нет причины? Нет. Есть причина и у первопричины: она сама себе причина.
• В-третьих, первая философия есть самое лучшее знание, потому что она знает наиболее познаваемое, ибо знание самого истинного наиболее познаваемо.

Это знание Аристотель называет знанием бога. Первую философию поэтому можно назвать теологией. Занятие первой философией почти не человеческое; оно гораздо более приличествует богу, а не человеку, поскольку, поясняет Аристотель, во многом природа людей рабская и заниматься познанием первой сущности им очень трудно. Людей привязывает к себе область опыта и техники. Чего хотят рабы? Хорошего для себя, полезного. Обычно спрашивают поэтому, а какая от познания будет польза? Такой человек займется познанием только в том случае, если будет от познания польза. Какая польза от познания первой сущности? Никакой. Ведь первая сущность есть для себя, а не для чего-то иного. И редкие люди среди людей могут оторваться от суеты рабского отношения. Редкие люди способны стать равными богам.

«Все остальные познания, – говорит Аристотель, – полезнее, но лучше нет ни одного». Этим характеристикам посвящены 1-ая и 2-ая книги «Метафизики».

После этого Аристотель переходит к познанию предмета первой философии — к познанию первопричины, сущего как такового. Это ни случайно существующее, ни необходимое по отношению к другому, а то, что необходимо само по себе. Первую философию интересует, что такое сущее как таковое и что присуще ему самому по себе (популярно: какие у него определения)? Или, что такое бог и что ему присуще самому по себе?

Первое, с чем разбирается Аристотель, есть понятие причины. Что есть предмет ума ищущего причины? Говорят: давайте искать причины. А, что это? Сначала Аристотель выясняет, что говорили о причинах до него далеко неглупые люди, в каких значениях они употребляли слово «причина»? Обычно этот раздел «Метафизики» называется аристотелевским учением о родах причин, хотя здесь Аристотель просто уточняет то, какое значение имела причина до него.

Во-первых, причиной называли то, ПОЧЕМУ любое «что» есть именно это, а не другое — сущность или суть определенного бытия. Например, почему глаз это глаз? Он ведь не потому глаз, что выглядит как глаз, а потому что его суть видеть; именно это делает глаз глазом. Почему человек есть человек? Потому что кто-то выглядит как человек? Нет. Сократ не потому человек, что двуногий и без перьев, а потому что быть человеком есть его суть. Мы можем быть похожи на Сократа, но не по виду, слава богу, а по сути. Этот род причин искал Платон, ибо идеи есть у него сущности любого определенного бытия.

Во-вторых, причиной называли природу вещей, то, ИЗ ЧЕГО все пошло и, стало быть, — материю или материальную причину. Фалес материалист не потому, что вода материальна, а потому что она есть у него природа вещей, т.е. то, из чего происходят все вещи.

В-третьих, причиной называли начало движения — действующую причину. Эта причина выдвигалась из уяснения недостаточности материальной причины, т.к. знание того, ИЗ ЧЕГО все происходит, не говорит, ПОЧЕМУ происходит это происхождение. Что заставляет вещи появляться из материи? Одной материи, для понимания появления вещей недостаточно, надо, чтобы был какой-то толчок. Анаксагор первый, кто понял это, и потому сказал, что помимо гомеомерий (материи), чтобы вещи были, необходима действующая причина — ум.

Следующий род причин противоположен предыдущему. Эта причина есть то, ради чего или ЦЕЛЬ — конечная причина. Все вещи происходят из материи (ИЗ ЧЕГО) в силу действующей причины (ПОЧЕМУ), но зачем, к чему? Сократ и Платон первые заговорили о благе — о том, РАДИ ЧЕГО все происходит. Например, прогулка совершается ради здоровья.

Рассмотрев четыре рода причин, которые были определены до него, Аристотель приступает к собственному определению первосущности, первопричины (субстанции). Различие между доаристотелевскими определениями и определениями Аристотеля заключается в том, что Аристотель начинает переходить от представлений о причине (все предыдущие четыре определения) к понятию причины. И переходя, он начинает формулировать ее первое определение. Здесь важно, что именно первое, а не сразу уже готовое, последнее, как происходит в представлении.

Первое определение причины, по Аристотелю, это возможность (гр. δύναμις, лат. potentia) или подлежащее (гр. ὑποκείμενον, лат. substratum). Это задаток всех изменений; материя, которая может принимать все формы, но сама формирующим начало не является. Возможность у Аристотеля – близка к материи, того, ИЗ ЧЕГО происходят все изменения.

Пример:

• единство желудя и четырех природных стихий есть возможность дуба. Если нет или желудя (зародыша дуба), или стихий (условий его жизни), то нет и дуба;
• камни и дерево – субстрат дома;
• тело и душа есть возможность человека, еще не сам человек, а только возможность его.

Второе определение причины — это действительность (гр. ἐνέργεια, лат. actus) или форма (гр. μορφή), т.е. то, ЧТО формирует материю, то, в результате чего только и возникает что-то определенное, что-то действительное. Форма у Аристотеля близка к действительности.

Форма отрицает материю (формирует неоформленное, определяет неопределенное) и поэтому только она делает возможность некоторой определенной действительностью или «чем-то».

Для предыдущего 1-го примера с дубом, что есть форма? Форма μορφή это не внешний вид дуба. Внешний вид — это результат действия формы. Заметьте, какой разнообразный результат! Нет вполне одинаковых, по внешнему виду, дубов. Что же делает возможность дуба действительностью дуба, возможный дуб действительным дубом? Что есть форма для дуба, отрицающая материю дуба? В желуде дуба нет, нет там маленького, микроскопического дубочка, который, произрастая, только увеличивается в размерах. Форма для дуба – это его жизнь, вступающая в свои права при наличии условий и вынуждающая возможность дуба стать его действительностью. Желудь должен быть отрицаем, чтобы был дуб, и это отрицание возможности дуба из нее самой есть действительная жизнь дуба.

Что есть форма для дома? Деятельность строителя. Необходима формирующая, энергичная и умная деятельность строителя, чтобы дом стал действительным домом, т.е. домом не только по виду или по имени, который разваливается на следующий день.

Что делает из возможного человека действительного человека? Что есть форма для человека не как внешний вид? Наличие уха с мочкой, двух ног и отсутствие перьев еще не делает человека человеком. Чем отличаются поступки человека от деятельности животного? Они обдуманны. Человек настолько человек, насколько он мыслит. Мышление и есть форма для человека, т.е. то, в результате чего человек из человека в возможности становится действительным человеком. Отсюда практический вывод: нужно стремиться стать человеком, пока есть возможность этого, пока жизнь одушевленного тела не кончилась.

Далее Аристотель говорит, что субстанция или первая сущность всего сущего есть единство материи и формы, возможности и действительности. И поскольку она есть это единство, поэтому все сущее содержит материю (субстрат) и форму (энергию). Без любого из этих двух определений причина не есть первая причина, сущность не есть субстанция, первая сущность.

Отрицательная деятельность или форма не приходит в материю извне. В примере с домом — форма извне, но к дубу жизнь извне не приходит, и мышление не внешне человеку. Следовательно, возможность в себе самой есть действительность, а действительность — возможность. Материя в себе самой есть форма. Нет формы без материи. Если бы материя в себе самой не была бы формой, то она не была бы возможностью некоторой действительности, и если бы форма не была в себе самой материей, то она не была бы действительностью чего-то возможного. Ложно истолкование формы и материи, действительности и возможности как 2-х половинок; они – единое целое.

Таково данное Аристотелем, понятие субстанции или первопричины.

Далее Аристотель указывает, что в разном сущем единство материи и формы выступает по-разному.

Различные роды сущего — это различные способы единства материи и формы. Все сущее есть одно — единство материи и формы, но разное единство. За каждым есть причина, почему оно таково, а за всеми причинами первопричина – единство материи и формы, а оно (единство) различно. Следовательно, существующее разнообразно.

Определенность любого существующего не случайна, она связана с первосущностью. Любое сущее есть способ существования первосущности. Чтобы доказать это Аристотель рассматривает два вида сущего — два основных способа существования первосущности. Что есть любое сущее? Существующая тем или иным способом первая сущность. Так, если мы хотим знать, что есть человек, мы должны узнать, к какому роду бытия первосущности он относится.

Далее Аристотель рассматривает два рода единства материи и формы (способы бытия первосущности).

Первый род существования первой сущности — чувственно-воспринимаемый, вещи.

Что такое любая чувственно воспринимаемая вещь по сути? Это такое единство материи и формы, в котором материя и форма максимально отличны друг от друга. Это отличие сказывается в том, что форма КАЖЕТСЯ чем-то иным для материи, чем-то внешним. Поэтому чувственные вещи и есть чувственно-воспринимаемые вещи. Их материя выступает чем-то внутренним, а форма внешним.

На чем основывается обыденное представление, что форма вообще есть нечто внешнее? На восприятии чувственных вещей, для которых это так (но вывод неверен, если он делается о форме вообще). Для чувственных вещей – материя одна, а форма разная. Но единство материи и формы есть и выступает как изменение вещей. Снег – вода – пар — это разные формы одной и той же материи.

Что же есть материя в чувственных вещах? Страдательная, пассивная основа всех изменений могущих быть с вещами. По Аристотелю, это изменения: «что» (свойств), «как» (качеств), «сколько» (количества), «где» (движения). При этом изменение вещей происходит не случайно. Это необходимый переход в соответствующую противоположность: из того, что есть в возможности в то, что есть в действительности. Листья падают, а не поют потому, что такой действительности в этой возможности нет.

Итак, говорит Аристотель, чувственные вещи не возникают из ничего, а все они возникают из чего-то — из материи, но материи, так или иначе, уже определенной в себе. Откуда возможность желудя? Из другой возможности, и так — до первоматерии, первовозможности. Доска возможность дома, но она же есть действительность уже определившегося бревна.

Что такое материя чувственно определенных вещей? Это есть первое по природе и по времени, поскольку ИЗ нее возникает их действительность. Для чувственных вещей материя предшествует форме, возможность — действительности. Материя первична, а действительность вторична, происходяща. Но так – только в отношении чувственных вещей. Одна из ошибок материалистов состоит в том, что они правильное для чувственных вещей принимают и выдают за правильное вообще.

Поскольку материя и форма отличны друг от друга, они связаны внешне и по-разному в разное время. Поэтому в знании чувственно-воспринимаемых вещей более чем где-либо, возможны ошибки и заблуждения. Как мы знаем чувственно-воспринимаемые вещи? Путем чувственного восприятия и опыта. Аристотель говорит об истине познания чувственно-воспринимаемых вещей: прав тот, кто считает разъединенное в данный момент разъединенным, а связное — связанным. И ошибается тот, кто считает обратное. Я сейчас белый, а когда я покраснею, тот, кто утверждает, что я белый, становится неправым. Я могу быть и тем, и другим, но в определенный момент мнение право лишь одно. Поэтому чувственное восприятие и опыт бесконечно-многообразны, и никогда нельзя сказать ВСЕ. В опыте окончательной, абсолютной истины нет (не вообще нет, а лишь в исследовании чувственно-воспринимаемого, в опыте).

Мы рассмотрели первый род существующего — чувственно-воспринимаемое. Именно так, а не «чувственно-воспринимаемые вещи», т.к. может сложиться мнение, что есть еще иные какие-то вещи, хотя вещей, кроме чувственно-воспринимаемых, не существует. Чувственное — первый вид существования субстанции. Оно характеризуется тем, что в нем возможность предшествует действительности; первое есть материя, следовательно, «все из материи», где всё — это вещи, т.е. нечто чувственно-воспринимаемое. Материализм абсолютизирует это. Далее Аристотель переходит к рассмотрению второго рода сущего.

Второй вид сущего — ум. Ум отличается о вещей тем, что в нем деятельность (форма) наперед содержит то, что должно возникнуть — действительность предшествует возможности, потому что содержание ума — цель, идея. Она содержится в уме заранее, до действия. Мастер замышляет что-то и потом осуществляет это, причем достигает именно того, что задумал. У неумелого, у не-мастера сделанное частенько, если не всегда, не совпадает с задуманным. Стало быть, не случайно ум и умение — слова однокоренные. Поэтому обладание одним умом лучше обладания множеством чувственных вещей. Если есть ум, то можно сделать любую вещь. При этом от использования ум улучшается, а вещи – ухудшаются. Без использования ум тупеет.

Итак, возможность и действительность в уме — одно и тоже, едины. Ум осуществляет только самого себя, не черпает содержание из внешнего источника. «Набраться уму» нельзя, его можно лишь вырастить. Если набраться на стороне, то получится только эрудит.

Ум — единство формы и материи, возможности и действительности. Но ум, по Аристотелю, бывает разный. Конечный ум — рассудок — имеет своей целью и результатом не себя самого. А что-то иное. Например, Микеланджело — замыслил статую и воплотил. Статуя живее животного — её оживляет идея, цель ума. Содержание ума в этом случае — не сам ум, а статуя. Поэтому конечный ум нуждается в материи (для себя ином). Материя — условие реализации замысла конечного ума. Конечный ум нуждается в чем-то еще кроме себя, т.к. его целью еще не является он сам. Потому как, несмотря на то, что возможность и действительность в нем едины, но и различие их еще имеется: различие замысла (цели) и материи, предмета, в котором осуществляется реализация. Да и сам замысел, хотя и есть уже некоторая действительность, есть лишь возможная действительность, для реализации которой еще требуется некоторый материал, а не только мысль в голове.

Итак, рассудок по Аристотелю, это деятельность мышления, направленного на иное, т.е. не имеющая целью само мышление.

Каковы возможности рассудка в познании?

Поскольку он есть единство возможности и действительности, то, размышляя о вечных предметах ума, о вечном, говорит Аристотель, невозможно ошибиться. Нельзя ошибиться, размышляя о треугольнике и его свойствах. Поскольку треугольник по сути неизменен, не имеет сейчас трех углов, а завтра — двух. Заблуждения относительно изменчивых чувственно-воспринимаемых вещей неизбежны, т.к. они изменчивы, и одно и тоже мнить об изменяющихся вещах нельзя. Заблуждения же относительно вечного — случайны. Можно спутать, например, круг с квадратом и начать искать квадратуру круга. Здесь может быть незнание, но не заблуждение. Способность познания зависит, таким образом, не только от познающего, но и от предмета познания.

Чувственно-воспринимаемое нельзя познать окончательно в силу его изменчивости, и потому для чувственных вещей требуется бесконечное познание.

Предмет рассудка — более истинный предмет, чем чувственно-воспринимаемый, относительно его сути заблуждаться невозможно, ибо она — неизменна, но относительно его свойств заблуждение возможно, т.к. можно спутать один рассудочный предмет с другим и приписать свойства одного предмета другому предмету. Это возможно, поскольку предметов рассудка много.

Рассудочные науки с необходимостью имеют ошибочные положения. Например, вычисляя площадь в квадратных единицах, геометры уподобляют свойства круга свойствам квадрата. Отсюда — число «π». Поэтому площадь круга с необходимостью — неопределенная, неистинная величина. Или хотят, например, определить, что есть человек, и заявляют, что человек — это высокоразвитое животное. Говорят: ты животное, но успокойся — ты необыкновенное животное. Однако, то, что человек есть животное — это ложь.

Рассудочные определения более истинны, чем определения опыта, но не до конца истинны.

Таковы два рода сущего. Далее Аристотель переходит к цели исследования — к субстанции самой по себе, к первой сущности. До сих пор Аристотель утверждал, но не доказывал, что субстанция — единство возможности и действительности, теперь же он переходит к доказательству этого положения.

Какое единство возможности и действительности является субстанциональным? Высшее единство возможности и действительности — энтелехия (έντελέχεια). Что есть энтелехия? Это — абсолютная или безусловная действительность, та, которая совершенно едина с возможностью, т.е. не обусловлена никакой возможностью. Она есть, следовательно, свободная деятельность. Свободная, т.е. независимая ни от чего, кроме себя самой. Независящая именно потому, что эта деятельность имеет целью саму себя. Целью, предпосылкой и результатом энтелехия имеет саму себя, она есть чистая форма, для которой нет материи как чего-то иного.

Аристотель здесь специально останавливается и отвергает возможные ложные интерпретации. Эта форма вообще без материи? Нет. По Аристотелю, формы нет без материи и материи без формы. Материи вообще нет, как отдельной, иной от формы; возможности — отдельной от действительности. Поэтому энтелехия — это форма, имеющая материей саму себя. Материя, являющаяся сама формой, и форма, выступающая своей собственной материей — недвижимая и движущая сущность всего сущего.

Как Аристотелем доказывается необходимость энтелехии? Почему должна быть энтелехия?

Во-первых, необходимо, чтобы была некоторая вечная и, в этом смысле, неподвижная (неизменная) и движущаяся сущность, т.к. если ничего вечного нет, т.е. всё преходяще, то тогда должны возникать и исчезать сами движение и время. А может ли время возникнуть и исчезнуть? Аристотель: ни в коем случае, потому что не может быть времени, когда времени нет. Время не вечно, но есть всегда. Вечность — это не бесконечное время. А движение существует всегда, потому что время — нечто движущееся. А раз всегда есть движение, то должно быть то вечное, что вызывает движение, т.е. энтелехия.

Заметьте: есть видимая первоначальность, и есть — логическая. Например, материя есть первоначало исключительно во временном смысле, для чувственных вещей, но не в логическом смысле. Материя не сама себя в скамейку превращает. Логическая первоначальность означает первоначальность во всём, всегда и для всего, а не только в чувственно-воспринимаемом. Если нет вечно существующего того, что движет, то нет того, что движется: времени и движения. Они есть, следовательно, есть вечно существующее то, что движет.

Во-вторых, для того, чтобы существовали два вида сущего, говорит Аристотель, действительность как таковая должна предшествовать возможности, форма – материи. Ведь то, вечное, что обладало бы лишь возможностью, способностью двигать, но в действительности не двигало бы, то движения не существовало бы. А поскольку движение есть, есть такое начало, которое есть чистая деятельность, т.е. деятельность, не обусловленная возможностью, как чем-то иным: следовательно, энтелехия не только должна быть, но и есть.

Левкипп и Демокрит тоже утверждали, что движение есть всегда, но не показали, почему. А Аристотель — показал, доказал. Чему учит Аристотель? Главному: тому, что философия должна доказывать свои положения.

Энтелехия не может не быть, т.к. ее действительность первее ее собственной возможности. Энтелехия как безусловное единство материи и формы есть то, что своей вечной деятельностью разделяет материю и форму. В результате этого разделения и возникают вещи и конечный ум, рассудок. Таким образом, энтелехия — первоначало всего существующего, ибо она есть то, благодаря чему осуществляется любой переход из возможности в действительность.

Каковы возможности познания энтелехии? Энтелехия – неизменна (она есть совершенная, абсолютная действительность и поэтому изменяться ей не во что) и одна. Именно поэтому в ее познании невозможно никакое заблуждение (ни относительно сути, ни относительно свойств). Познание ее — не рассудочное познание. Поскольку энтелехия неизменна и одна, то только высказывания о ней могут быть ложными, но они с необходимостью не будут знанием энтелехии. Знание энтелехии – абсолютно истинное знание. В первой философии вообще нет лжи. У первой философии абсолютный предмет — сама абсолютная истина или энтелехия.

После того, как Аристотель доказал возможность истинного знания, он приступил к исследованию свойств первой сущности — того, что ей присуще — и показал, что присуще ей одно — двигать все остальное, т.е. она есть перводвигатель. Перводвигатель — недвижимый, его ничто не движет. Как же движет перводвигатель? По Аристотелю, он движет как то, к чему стремятся и, что мыслят, т.е. он движет как цель. Цель движет, будучи сама неподвижной.

Итак, мы вместе с Аристотелем подошли к сердцевине, к самому главному в первой философии, чтобы понять, куда двигалась философия дальше. Мы рассмотрели, что присуще сущему самому по себе — быть двигателем для всего существующего и узнали, как он движет – подобно цели (движет, будучи недвижимым). Но цели особой. Считать, что перводвигатель есть простая цель стремления, недостаточно, ибо в этом случае то, куда двигаются и что двигается внешние друг другу. Настоящим началом стремления является, по Аристотелю, мысль. Человек, поясняет Аристотель, стремится к чему-то потому, что считает это что-то хорошим, а не потому мы считаем что-то хорошим, что нас к нему влечет. Причина стремления, стало быть — мысль.

Однако есть различие между тем, как движется мысль и тем, что движется мыслью. Мысль движется только мыслимым предметом: мысль движется только тем, что мыслится, полагается мыслью, говорит Аристотель. Даже конечный ум, будто бы направленный на внешний ему предмет, на самом деле направлен на то, что существует только для мысли: не на что-то треугольное, а на треугольник как таковой, который не существует как чувственно-воспринимаемый предмет. Треугольник как таковой есть мыслимый предмет и он существует для ума только потому, что ум его мыслит. Мысль, даже конечная, движет сама себя, т.к. то, что стремится и то, к чему есть, хотя и различное, но и единое: мышление мыслит мыслимое. Предмет мышления есть то, что создано самим мышлением. Мысль о треугольнике есть результат мышления. Для мысли, стало быть, мыслящее и мыслимое тождественны.

При этом, продолжает Аристотель, высший предмет стремления и высший предмет мысли — одно и тоже. Высший предмет стремления и мысли — то, что само по себе прекраснее и лучше всего. Оно, стало быть, не потому прекрасно и хорошо, что кто-то его считает таким, а потому, что оно таково само по себе. Высший предмет хорош и прекрасен не в сравнении с чем-то и не для кого-то, а сам по себе, как таковой.

Перводвигатель движет именно как высший предмет или цель всякого движения, стремления и мышления, т.е. не как цель для кого-то, а как цель сама по себе — высшая цель, всеобщая цель, самоцель. Иными словами, перводвигатель движет, будучи благом как таковым, самим по себе. Философское выражение «как таковое» тождественно «самому по себе».

Энтелехия и есть в действительности высшая цель всякого движения, стремления и мышления. Не потенциальная, возможная цель, а действительная, т.е. не такая, что может и не быть, а действительно есть и именно одна для всего. Аристотель говорит: энтелехия движет «как любимое» — любимое само по себе, а не кем-то и не за что-то. Абсолютное — самое лучшее и прекраснейшее – одно. Нет двух абсолютов. Сократ — хорош, но не красив, Алкивиад — красив, но не хорош. В высшем же это совпадает. Абсолютная красота, абсолютное добро и абсолютная истина — одно и тоже.

Стремящееся к прекрасному как таковому не может не двигаться. Почему катится камень, движется Луна вокруг Земли, почему хочет чего-то человек? Почему мысль мыслит? Первая причина этого одна — благо как таковое. И поэтому, чтобы двигаться, стремиться и мыслить не нужно что-то особенное, нужно просто всеобщее.

Как движется то, что движимо перводвигателем? То, что движется благом, изменяется к лучшему. Тем самым оно обретает лучшее состояние из возможного, в действительности становится тем, чем оно может быть. Поэтому все, изменяясь, становясь другим, возвращается к себе, становится собой по сути. В становлении собой всё совершает, таким образом, вечный круг любви. Только любовь как стремление к прекрасному ради него самого позволяет вещи стать лучше, т.е. тем, чем она может и поэтому должна быть. В Средние века: эта аристотелевская мысль получила форму суждения: «Бог есть Любовь».

Благо не стремится ни к чему иному, но значит, ли это, что оно не стремится ни к чему вообще? Нет! Оно стремится к себе самому. Оно есть энтелехия — самоосуществление, самодеятельность и одновременно самоосуществленность, т.к. это не во времени, где процесс и результат различны. Человеческая самодеятельность — вид самодеятельности всеобщей. Этот процесс через 1500 лет назовут саморазвитием. И потому что саморазвитие — высшая цель — энтелехия, развивается всё существующее.

Вот какова необходимость, а, следовательно, свободная деятельность энтелехии. Вечно единственно самодвижение, т.к. оно не имеет временного начала и конца. Поэтому не бойтесь, что конец света произойдет в какое-то время. Это — сказки для тех, кто не мыслит, а лишь верит, как дитя.

И, наконец, самое важное: гл. 7 XII книги «Метафизики». Итак, есть сущее само по себе и оно — первоначало всего сущего в его возможности и действительности. Остается понять, что оно такое, ибо пока было лишь его имя — самодеятельность, самоосуществление, самоцель, энтелехия. Аристотель: понять «что» означает понять «почему», т.е. в чем его причина. Понять «почему» есть сущее само по себе означает понять, «что» оно есть, а понять «что» оно есть, означает понять «почему» оно есть, т.к. в нем совпадает бытие («что») и деятельность («почему», причина). Ведь оно есть потому, чтó оно есть — оно есть причина самого себя. Понять его причину значит понять его действие, а понять его действие, значит, понять его причину.

В сущем самом по себе совпадают не только бытие и деятельность, но и бытие и познание. Абсолютная истина есть то, почему и ради чего есть всё сущее и мыслящее. Абсолютная истина есть, не может не быть, и потому она может мыслиться нами и с необходимостью познается в первой философии.

Истина по-русски — от слова «есть»; а по-гречески «αλέτεια» буквально значит «нескрытость», т.е. самораскрытие, а не просто «несокрытость бытия», как трактует М. Хайдеггер. Мышление и познание для истины не есть нечто внешнее. Познание и мышление для самой истины необходимы. Без мышления истины не существует, ибо сама истина мыслит и поэтому есть. Аристотель: жизнь этого первоначала — самая превосходная, такая, какою мы живем лишь малое время.

Оно вечно так, но для нас это невозможно. Те редкие мгновения, когда мы по своему мышлению и бытию причастны вечной жизни блага — эти мгновенья и есть блаженство (в имеющемся русском переводе «Метафизики» — «счастье», что неточно). Человек в эти мгновенья действительно обретает бессмертие. Почему для нас это невозможно всегда? Потому, что мы из-за своей материи (тела) вынуждены трудиться ради хлеба и не всегда любим благо как таковое, отнюдь не живем по-настоящему. Мы считаем благом много других «благ»: материальные блага для тела, блага для души — развлечения.

Теория, по Аристотелю, — созерцание истины. Как достичь бессмертия? Вести философскую жизнь, т.е. созерцательную или теоретическую деятельность.

Аристотель: Разум — это и есть мышление, каково оно по своей природе, а не вид мышления. Мышление как таковое выше всех своих видов. Разум есть высший способ мышления — форма мышления единая с его содержанием. У рассудка форма и содержание — иные друг к другу.

Предмет разума, по Аристотелю, это не просто мыслимое, «ноэтон», а это высшее мыслимое, мыслимое как таковое, которое совпадает с самим мышлением. Аристотель называет его поэтому «ноуменон» — разумное. Предмет разума есть разумное само по себе, т.е. благо само по себе. Разум поэтому есть мышление, мыслящее себя самого; разум как мышление мышления — способ и суть первой философии.

Можно ли быть разумным в возможности, т.е. разумным, но не мыслящим разумно? Нет. Разумным можно быть лишь в действительности. Разум — это не способность, а действительность. Рассудок может быть возможности, разум – нет. Поскольку разум мыслит себя самого, он есть действительное обладание разумным предметом, а потому он есть самое превосходное мышление или мышление самого превосходного. Разум как таковой есть энтелехия для мышления человека, который в первой философии преодолевает свою природную, родовую ограниченность и поистине становится самим собой, т.е. homo sapiens — вполне мудрым или, что то же самое, разумно мыслящим, свободным существом.